Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"

		Вступление На пороге судьбы 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Играть с искусством - тяжелый грех 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 Тайны света и цвета 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 Дни триумфов и перемен 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 Боттега 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 И один в поле воин 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Художники должны держаться друг друга 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

На пороге судьбы

Его работы были замечены в Петербурге раньше, чем петербуржцы запомнили его трудную для северного слуха, экзотическую фамилию. «Какой-то Куинджи (уф!!!) выставил пейзаж Невы с Исаакиевским собором, но какой он там ни Куинджи, а Исаакиевский собор отлично написан, до обмана», - описывал академическую выставку художник Левицкий художнику Поленову. Куинджи! Еще при жизни Архипа Ивановича его имя обросло легендами, и, как во всяких легендах, в них оказалось много неточностей и загадок. Сам он не оставил после себя ни записей, ни даже переписки (возможно, не доверял своей грамотности); современники же его писали воспоминания не по свежим следам, а по прошествии долгого времени, и в их рассказы нередко вкрадывались ошибки. Например, Анна Ивановна Менделеева, жена знаменитого химика, утверждала, будто Архип Иванович сам сказал ей, что его настоящая фамилия Шаповалов. Недоразумение, ошибка памяти (Шаповалова-Кетчерджи - девичья фамилия жены Куинджи), но недоразумение, типичное для петербуржцев. Им, россиянам, издавна привыкшим к родовым фамилиям, переходящим от отца к сыну, от деда к внуку, было трудно понять ту неразбериху, которая еще царила в южных, населенных «инородцами» краях. В метрике Архипа Ивановича было записано: «Сын Ивана Христофоровича Еменджи, сапожника». Под фамилией Куинджи его записали в переписи 1857 года, под ней значился его дед.
Чтобы понять эту разноголосицу, надо вспомнить, что в это время многие южные фамилии еще только переживали свое становление. Чаще всего фамилией становилась социальная принадлежность или профессия человека. Еменджи - в переводе с турецкого - «трудовой человек». Куинджи - «золотых дел мастер», дед Архипа Ивановича был ювелиром. Иногда турецкие, греческие, татарские слова переводили на русский язык: старший сын Ивана Христофоровича Спиридон звался Куинджи-Золотарев. Но и здесь все определялось случайностью: Архип Иванович русской приставки к своей фамилии никогда не имел. И еще одно «приключение» было с его фамилией. Человек, ведший перепись 1857 года, видимо, неточно записал незнакомое ему слово: правильная его транскрипция Куюмджи. В виде на жительство, выданном художнику в 1870 году Мариупольской (по месту рождения) городской управой, слово, ставшее фамилией, было воспроизведено правильно, но Архип Иванович не стал менять уже знакомого Петербургу звучания и оставил за собой фамилию Куинджи. В виде на жительство Куинджи обозначен как «мещанин из привилегированных греков». Сам он считал себя русским, хотя и происходившим от греков, населявших Причерноморье в незапамятные, еще античные времена. Он даже заявил об этом в хронике «Мира искусства» - был раздражен, что какой-то рецензент принял его за нерусского. Но обе его фамилии - и отцовская, и дедовская - не греческие, а турецкие. Вероятно, его предки были или анатолийскими греками, или некогда находились в вассальной зависимости от султаната и «отуречились».

Когда родился Куинджи? Даже это точно неизвестно. Возможно, в 1840 году - этот год стоял в его метрике (ее, ныне утерянную, видел первый биограф художника М.П.Неведомский); возможно, в 1841-м - его как-то указал сам Архип Иванович; а может быть, и в 1842-м или 1843-м - оба эти года встречаются в его паспортах. Современные исследователи, опираясь на упоминавшийся уже вид на жительство (единственный сохранившийся до нашего времени достоверный документ), в котором сказано, что в 1870-м ему было двадцать восемь лет, наиболее вероятной датой считают 1842 год. В 1845 году у него умерли отец и мать, а еще через несколько лет родственники отдали мальчика «в люди»- сперва к строительному подрядчику Чабаненко, потом к хлеботорговцу Аморети; он не успел даже окончить начальную городскую школу. У Аморети он прослужил до 1855 года, там и решилась его судьба. Куинджи любил рисовать и рисовал постоянно. В школе - на ученических тетрадях, у Чабаненко - в книгах по приему кирпича, углем на стенах кухни, в которой жил; хозяева не останавливали, гордились неожиданным талантом мальчика. Так продолжалось и у Аморети, тот даже показывал рисунки мальчика своим гостям. Однажды среди этих гостей оказался Дуранте. Хлеботорговец, как и Аморети, Дуранте происходил из богатой феодосийской семьи, многочисленной и хорошо образованной. Отдаленные потомки генуэзских консулов в Крыму, свято хранившие переходившее из рода в род предание о еще более отдаленном родстве с Данте, Дуранте считали своей непреложной обязанностью интересоваться искусством и по мере возможности поощрять его. Куинджи уже привык, что его рисунки хвалят, но Дуранте не ограничился похвалой: посоветовав ему учиться на художника, он дал рекомендательные письма к знаменитому маринисту Ивану Константиновичу Айвазовскому и лучшему копиисту его полотен, его любимому ученику Адольфу Ивановичу Фесслеру.

Можно представить, какие надежды и чувства бились в сердце подростка, когда он шагал многоверстым чумацким трактом в Феодосию. Оправдались ли они? Довелось ли ему воспользоваться советами прославленного маэстро, чьи слова начинающие художники считали высшим судом, чье одобрение - высшей наградой? Увы, все произошло совсем не так, как чаялось. Вылинявшая рубаха и клетчатые, не по росту короткие штаны Куинджи (таким запомнила его дочь Айвазовского Рыбицкая) вызвали снисходительную улыбку, двери роскошного особняка перед ним не распахнулись, на письмо Дуранте не обратили внимания. Подросток устроился во дворе, под навесом, о нем не заботились, но и не гнали. Самого Ивана Константиновича не было в городе, его пришлось ждать около месяца, и ждать напрасно. Та же Рыбицкая рассказывала, что в доме много потешались как над наивной застенчивостью, так и над неумелой мазней Куинджи, а Иван Константинович, возвратясь в Феодосию, поручил ему выкрасить забор. «Не знаю, почему меня называют его учеником. Я у него не учился никогда»,- говорил Куинджи. Можно ли ставить это невнимание в вину Айвазовскому? Вряд ли. Он с глубоким сочувствием относился к молодым: есть сведения, что в 1865 году он на свои средства открыл художественную школу-мастерскую и неоднократно ходатайствовал перед советом Петербургской Академии художеств за своих воспитанников. Просто он привык, что к нему приходят ученики уже кое-что знающие, умеющие немного владеть кистью, а Куинджи даже не смог как следует растереть краски. Иван Константинович, быстро потеряв к нему интерес, не разглядел в неуклюжем неудачнике будущего большого художника.

далее...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

» https://www.planet-nails.ru жидкость для электронных сигарет.