Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"

		Вступление На пороге судьбы 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Играть с искусством - тяжелый грех 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 Тайны света и цвета 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 Дни триумфов и перемен 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 Боттега 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 И один в поле воин 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Художники должны держаться друг друга 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

Дни триумфов и перемен

«Лунную ночь на Днепре» хотел купить Солдатенков, но оказалось, что она уже не принадлежала Архипу Ивановичу. Была продана еще пахнущей свежен краской, прямо в мастерской. В одно из воскресений о ее цене осведомился какой-то морской офицер. «Да зачем вам? - пожал плечами Куинджи.- Ведь все равно не купите: она дорогая».- «А все-таки?» - «Да тысяч пять»,- назвал Архип Иванович невероятную по тем временам, почти фантастическую сумму.
И неожиданно услышал в ответ: «Хорошо. Оставляю за собой». И только после ухода офицера художник узнал, что у него побывал великий князь Константин.
Так начались злоключения картины. «Лунная ночь на Днепре» полюбилась ее владельцу, и он решил взять ее с собой в кругосветное плавание. Тургенев (он был тогда во Франции), узнав об этом, ужаснулся. «Нет никакого сомнения, что она вернется оттуда совершенно погубленной, благодаря соленым испарениям моря», - писал он Григоровичу.
Дождавшись, когда фрегат достиг берегов Франции, Иван Сергеевич кинулся из Парижа в Шербур и попытался уговорить владельца картины оставить «Лунную ночь на Днепре» во Франции, где должна была вскоре состояться Всемирная выставка. Тщетно. Единственное, на что тот согласился, это показать ее парижанам в те десять дней, которые он сам собирался провести во французской столице. Тургеневу все пришлось делать наспех.
Популярные выставочные залы оказались заняты, и картину приняла крайне редко посещаемая галерея Зедельмейера. Так ее почти никто и не увидел - ни широкая публика, ни художественные круги. Лишь один из французских критиков успел оценить и «чудесную передачу» «бледного и искрящегося света на водной поверхности», и творческую «волю художника», которая «покоряет и переносит... в изображаемый мир». Но и рецензия (ее опубликовала «Французская республика») не привлекла ничьего внимания. «Осталась бы картина в Париже, попала бы на выставку - и грому было бы много и медаль бы Куинджи получил»,- огорчался Иван Сергеевич.
Но главная беда была не в медали, не доставшейся Архипу Ивановичу, и не в отсутствии европейской сенсации... «Лунная ночь на Днепре», возвращенная на фрегат, вновь закачалась на морских волнах, и краски ее стали быстро терять первоначальную свежесть. Картина стала темнеть.

* * *

Пять тысяч, за которые Куинджи продал «Лунную ночь на Днепре», были огромными деньгами. Крамскому - он был знаменитым портретистом, а портретная живопись ценилась куда дороже, чем пейзажная,- за портрет Шишкина заплатили восемьсот рублей. За портрет Гончарова (тогда Иван Николаевич был помоложе и не так известен) Третьяков предлагал ему пятьсот. Скромному же Василию Григорьевичу Перову прижимистый Павел Михайлович и всего-то платил по триста пятьдесят.
Впрочем, не только покупатель «Лунной ночи на Днепре» оказался щедр к Куинджи. Киевский собиратель Терещенко заплатит ему за новый вариант «Березовой рощи» семь тысяч, а неуступчивый Третьяков за пейзаж «Днепр утром» раскошелится пятью тысячами. «Наконец-то на улице наших художников праздник!» - вздохнут доброжелатели. «Куинджи - это деньги!» - нахмурит брови Чистяков. Да, Куинджи не стеснялся запрашивать за свои работы, и все-таки щепетильный Павел Петрович будет прав лишь отчасти. Был случай: взявшись сделать два повторения «Лунной ночи на Днепре» - опять-таки за очень крупные суммы, - Архип Иванович работал над ними долго, больше года, но так и не отдал заказчикам: считал, что ему не удалось довести полотна (в общем-то вполне завершенные: одно из них принадлежит сейчас Государственному Русскому, а другое Симферопольскому художественному музеям) до уровня первого своего оригинала.

Каждая из новых картин Куинджи встречалась рукоплесканиями: в его искусстве была та «освободительная... возвышающая, нравственная сила», о которой говорил на открытии московского памятника Пушкину Тургенев (его открыли в год создания «Лунной ночи на Днепре» - в 1880-м) и которая была так нужна в те годы русскому обществу. Сразу после экспозиции «Лунной ночи на Днепре» Куинджи пишет еще один вариант «Березовой рощи» и картину «Днепр утром». Солнце, радость, тишина, мир - вот как можно было бы охарактеризовать эти полотна. В «Березовой роще» такое же яркое солнце, как и в одноименном холсте 1879 года, и, хотя по сравнению с ним она менее обобщена и композиционно упорядочена, зато более нарядна. Солнечный свет не только собирается у подножий березок (на этот раз художник пишет их не купами, но сплошной массой, настоящей рощицей), он окутывает стволы, пробивается между кронами, ветвями, листьями - везде и всюду глаз встречает его сполохи, блики, отсветы. Каждое дерево, каждая ветка словно заряжены жизненной радостью и сами излучают радость.
«Мне кажется, что искусство должно давать людям радость и счастье, иначе оно ничего не стоит. В жизни так много горя, так много пошлости и грязи, что если искусство тебя будет сплошь обдавать ужасами и злодействами, то жить станет слишком тяжело».
Так напишет Поленов Васнецову, но напишет только в 1888 году, т.е. через семь лет после второго варианта «Березовой рощи» и через двенадцать после «Украинской ночи», картины, с которой (а возможно, и еще раньше - со «Степи») живопись делается для Куинджи носительницей поэзии и радости, средством, позволяющим выявить в жизни гармонические начала.
Не случайно Репин назовет Куинджи «гениальным художником», причем сделает это не в запале, не в беглой беседе, но в тщательно продуманной статье, написанной уже после смерти Архипа Ивановича.

Радость, переполняющая «Березовую рощу»,- это всепобедная радость. От «Днепра утром» тоже исходит радостное чувство, но совсем иное. Оно - в очаровании раннего утра, ощущении восходящего солнца, тишины и душистого степного воздуха, пахнущего чабрецом и полынью, чистого и прозрачного. Течет в травянистых берегах спокойная, неторопливая река, голубеют сквозь утренний туман ее тихие воды, плывут по небу легчайшие облака, чуть тронутые первыми лучами. Трудно представить более величавую и вместе с тем более лирическую по проникновению в природу сцену, трудно представить более поэтическую картину - «Днепр утром» словно соткан из нежнейших серебристо-розовых и перламутрово-голубых тонов.
Всего год прошел с поразившего Петербург вернисажа, а Куинджи опять выставляется, и опять в одиночестве. И снова гром о его выставке идет по городу, вызывая безмерное стечение публики и такую давку, какая бывает «только во время крестного хода у святой иконы». «Почтенные лица, генералы, разряженные барыни стояли стеной, давя друг друга на лестнице, в передней,- рассказывал рецензент «Художественного журнала». - Старики пыхтели, повсюду виднелись красные, потные лица, прижатые к стене, раздавались крики, просьбы...»

далее...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

»